Поймав ожидаемую улыбку, Тиффани продолжила:

– Главной причиной, по которой мы хотим ввести китайский для наших малышей, является, конечно, быстрый рост числа носителей китайского языка среди наших клиентов. В основном это успешные китайские бизнесмены, осевшие в Лондоне. Они мечтают, чтобы их дети овладели родным языком родителей.

Фей Фей стало немного страшно. По-китайски она говорила с английским акцентом, читать традиционные иероглифы могла лишь отчасти – разве что похвастаться безупречным знанием китайского меню перед этими успешными бизнесменами?

– Мои родители из Гонконга, – сказала она, притворяясь немного оскорбленной. – В нашей семье мы говорим на путунхуа или, как его принято называть здесь (в стране дремучих колониалистов, добавила она мысленно), мандаринском китайском.

– Вот-вот, как раз то, что нам нужно – мандаринский! – обрадовалась Тиффани, успевшая на секунду округлить глаза при упоминании незнакомого ей путунхуа. – Знаете ли вы детские песни на мандаринском? Типа английской колыбельной про звездочку?

К счастью, именно китайский перевод английской колыбельной про звездочку Фей Фей помнила еще со времен субботней китайской школы, но она не стала сознаваться в скудости своего репертуара и перевела разговор на китайскую каллиграфию. Тиффани была в восторге. В конце недели, не найдя, наверное, большого количества желающих менять подгузники и вытирать сопливые носы с перерывом на китайские песенки, она позвонила Фей Фей и поздравила ее с новой работой.

                                         * * *

Странное, однако, ощущение: всю жизнь стремишься слиться с большинством, пытаешься говорить на нарочито разговорном английском, со сленгом, как заправский житель лондонских трущоб, чтобы потом тебя взяли на работу благодаря принадлежности к этническому меньшинству. Все школьные годы Фей Фей скрытничала о своих родителях, не хотела рассказывать учителям, а тем более одноклассникам, чем они занимаются, терпела шутки о своих обедах из китайского бистро. И тут ее просят рассказывать о предках-иммигрантах потенциальным клиентам детсада: мол, это повышает ее «аутентичность» как китаянки.

Миссис Ханг не могла нарадоваться, когда Фей Фей спросила, нет ли у них дома каких-нибудь традиционных китайских украшений типа красных фонариков с бахромой. На следующий день миссис Ханг вернулась из оптового китайского магазина с целым ворохом: новогодними свитками из красной бумаги чуньлянь, декоративными деньгами гуйцянь, фигурками драконов и тигров, вышитыми подвесками с пожеланиями благополучия. Всё это Фей Фей преподнесла, немного стесняясь, Тиффани: та расхвалила дарительницу на утренней летучке и велела освободить один из детских стеллажей специально для «объектов китайской культуры». С условием, что «детки будут с ними свободно играть, развивая тактильные ощущения».

Фей Фей сначала хотела возразить – бумажные обереги, хрупкие и заряженные взрослой символикой, недолго протянут в шаловливых детских руках, – но потом решила плыть по течению. Так к концу первого месяца на новой работе она заняла в иерархии воспитателей детсада почетное место специалиста по экзотическому и экономически востребованному Китаю.

                                         * * *

Франческу Тиффани сразу невзлюбила. Была ли причиной этому ее худоба, о которой Тиффани мечтала, несмотря на многочисленных (но не очень постоянных) поклонников? Или волосы, удачно окрашенные в модный черно-белый, благодаря чему довольно невзрачная француженка выглядела как известная поп-певица? Или ее хобби, которое та гордо обозначила в резюме: честное слово, кто о таком вообще пишет – танцы с обручами?! Тиффани, прочитав резюме Франчески, забила в поисковую строку непривычное слово «хупинг» – и с удивлением узнала о существовании студий, обучающих взрослых и детей вертеть пластиковые кольца.

Со времен детства Тиффани обручи стали куда более привлекательными: они переливались всеми цветами фольги и неона и даже светились изнутри. Тиффани потянуло записаться на пробный урок, но она представила себя вертящей обруч обтянутыми лайкрой бедрами и передумала. «Пусть француженка покрутит у нас в детсаду на дне спорта – не надо будет приглашать аниматора со стороны», – домовито рассудила она и наняла Франческу вести французский (а заодно, раз в неделю, и спорт) у малышей. Ведь за последние два года вместе с ростом числа обеспеченных семей в Лондоне открылись новые детсады – сплошь сады Монтессори, билингвальные с французским языком, сады-студии, детские досуговые клубы, арт-ясли и тому подобные усовершенствованные инкубаторы. Чтобы выгодно отличаться от конкурентов, уроков китайского с Фей Фей, по мнению Тиффани, стало не хватать. Фотографии «черно-белой» Франчески и счастливых карапузов, увлеченно играющих под ее руководством, могли послужить отличной свежей заставкой на сайте детского сада «Новый мир».

                                         * * *

Наступила осень, вторая с момента поступления Фей Фей на новую работу. Постепенно забылись длинные вечера за кассой: автобус проскакивал мимо «Теско», но Фей Фей даже не вспоминала об унылом супермаркете. Теперь ее голова была занята детьми в саду: их характерами, капризами, предпочтениями в играх и еде, именами их привередливых и дотошных родителей. По дороге на работу, глядя в запотевшее окно автобуса, она уже видела перед собой вместо лавчонок и магазинов знакомые глаза. Вот, например, трехлетний Зейн. Его родители, испанка и турок-мусульманин – очень красивая пара, – решили, что Зейну легко даются языки. В результате они попросили Тиффани добавить в пестрый набор языков, уже и так раздававшихся вокруг их черноглазого мальчика, китайский – на случай, если Зейн захочет развивать бизнес в Китае, когда вырастет. Подобная дальновидность смешила Фей Фей, но Зейн ей нравился: в отличие от других детей, слушавших китайские песенки молча и насуплено, он старательно подпевал и быстро запоминал новые слова. Кто знает, подумала Фей Фей однажды, может, Зейн действительно, пойдя по стопам отца, откроет автомобильный салон где-нибудь в Гонконге и женится на китаянке. И будут у него дети – граждане мира, генетический калейдоскоп. Как и полагается в двадцать первом веке. Замечтавшись, Фей Фей чуть не пропустила свою остановку.

– Доброе утро, – сказала она, входя в классную комнату, неестественно тихую в этот ранний час. Игрушки аккуратно покоились на полках, на полу ничего не валялось. Фей Фей не раз ловила себя на мысли, что сад ей нравился больше всего, когда в нем не было шумной оравы детей.

Франческа сидела, как обычно, на детском стульчике (и как она на нем помещается?) у стола посередине комнаты и что-то внимательно разглядывала на своем планшете. На приветствие Фей Фей она не ответила, но в ее ушах были наушники, и на этот раз Фей Фей обижаться не стала. Хотя вообще-то манера француженки пренебрегать простыми правилами вежливости раздражала.

Китайцы тоже не особо улыбчивый народ, но за годы подражания англичанам Фей Фей уже привыкла говорить всем при встрече неизменное «хау а ю?»7 и скалить зубы. Особенно широкой улыбкой она приветствовала Тиффани, а узнав, что у Тиффани есть обожаемая собака-ньюфаундленд, Фей Фей стала осведомляться о том, как поживает ее «малютка».

Франческу все эти тонкости этикета и кадровой политики не интересовали. Она никому не улыбалась, в учительской гардеробной, не стесняясь, раздевалась до белья, облачаясь после работы в пестрые лосины и майки, потом убегала, не попрощавшись, на занятия хупингом. Она подружилась с воспитательницами-испанками, потому что в детстве жила в Испании. У Франчески был бойфренд-диджей родом из Нидерландов, и она периодически ездила на его рейвы в разные города Европы. Каким образом эту «обкуренную» француженку занесло в английский детский сад, Фей Фей понять не могла. Но Тиффани неоднократно использовала Франческу и ее номера с обручами в качестве рекламного трюка в дни открытых дверей («Франческа – главный хит „Нового мира!“» – восклицала она), и Фей Фей оставалось только аплодировать вместе